Без железного занавеса

Куда пропали помидоры? Перед началом проекта «Без железного занавеса» я спрашивала у читателей «СБ» о том, какие они помнят бренды бывших социалистических стран, чем каждая была знаменита, может, о чем-то скучаете? Про Болгарию почти все написали: овощи, фрукты, плодоовощные консервы, сигареты. Помидоры, персики и море – то, с чем у большинства белорусов ассоциируется Болгария сегодня. Море никуда не делось, хотя у курортного сезона появились неожиданные даже для самих болгар особенности, когда нанимать на сезонную работу приходится гастарбайтеров из Украины и Молдовы (свои-то уехали), а вот с персиками и особенно помидорами все плохо. Иду в магазин в Софии – а там помидоры из Турции и Польши (ну, Турция еще понятно, но – Польша?), виноград из Греции и болгарский перец (правда, только мы называем его болгарским) из Македонии. Как они дошли до жизни такой? Чтобы получить ответ на этот вопрос, пришлось съездить в город Первомай, знаменитый – и тогда, и сейчас – своими консервными фабриками. Об этом – третья часть материалов из Болгарии.

Продолжаю публикацию серии статей из проекта «Без железного занавеса» о Болгарии. Сегодня – интервью с царем, самым настоящим. Помню, с каким удивлением в 1996 году я узнала, что в Болгарию вернулся царь. Царь? Вы серьезно? Смотрела кадры, как его встречают ликующие толпы, и не могла поверить своим глазам. Царь Симеон II вернулся! «Все Царьградское шоссе было заполонено людьми, они стояли прямо от аэропорта», - рассказывают мне сегодня одни. «В нем нет ни капли болгарской крови!», - кричат другие. И те, и другие правы: люди стояли, приветствовали, ждали чуда. Его не случилось, и сегодня мнения болгар насчет царя разделились примерно пополам: одни продолжают его любить, говорят о несомненных успехах его правительства, а если что-то не получилось – это потому, что обстоятельства так сложились. Другие винят царя в том, что разбогател, проведя в стране реституцию и вернув землю и недвижимость прежним владельцам, благодаря чему стал крупнейшим землевладельцем. Сегодня бывший царь Симеон II живет во дворце «Врана» в Софии, который государство хочет у него снова отнять. Там мы с ним и встретились.

Как там говорили в советские времена? «Курица – не птица, Болгария – не заграница»? Еще говорили про всесоюзную здравницу, «братушек», шестнадцатую республику и особую близость. Вооруженная детскими стереотипами и знанием о том, что если киваешь, то в Болгарии это «нет», а если мотаешь головой, то соглашаешься, я прилетела в Софию. Болгария – предпоследняя страна проекта «Без железного занавеса», и она – внутренне, душевно, эмоционально – отличается от всех предыдущих. Там, например, с образцами для подражания было понятно: в Чехии и бывшей ГДР в 1989 году мечтали о том, что через пять лет заживут, «как в Германии», в Словакии и Венгрии – «как в Австрии». А на кого равнялись в Болгарии, спрашивала я у местных. Они терялись и говорили, что Болгария никогда не была богатой, что и при социализме была далека от процветания, но «все же у нас никогда не было так плохо, как в Румынии». Ага, думала я, вот как здесь сравнивают. Кстати, сегодня согласно статистике ЕС, Болгария – самая бедная страна союза, Румыния ее обошла. При социализме болгары хотели жить, как югославы. Но что произошло с Югославией, вы знаете. А что случилось с Болгарией, я вам расскажу.

Сегодня – последний материал о Польше из проекта «Без железного занавеса». После опубликованного в среду и ставшего самым сложным для меня в этом путешествии интервью с президентом Института национальной памяти Лукашем Каминьским мои сегодняшние собеседники — чистое удовольствие. Оба художники: один, Леон Тарасевич, создает свой особый мир, другого, Ежи Скшипчыка, мы привыкли видеть на втором плане. Оба назначили встречи в самом центре Варшавы, буквально в соседних кафе. Мы говорили с ними о том, как трудно (или нет) переживали художники смену эпох. А с Леоном Тарасевичем еще и о «беларускай нацыянальнай сведамасцi». Никогда до него не встречала столь прямого потомка Великого княжества Литовского.

Продолжаю рассказ о современной Польше. Мой сегодняшний собеседник точно знает, что такое хорошо и что такое плохо в польской истории. Столь уверенных в своей правоте людей я встречала нечасто, они меня немного пугают, особенно когда наделены правом влиять (а то и решать) на судьбы других людей. Президент польского Института национальной памяти — Комиссии по расследованию преступлений против польского народа Лукаш Каминьский холоден, сосредоточен и, подозреваю, беспощаден. Мне с ним неуютно, но я считаю важным узнать его точку зрения на вопросы, которые меня (надеюсь, не только меня) волнуют.